Обрывки из реальностей. ПоТегуРим - Инга Ильм

С этой девушкой мы случайно познакомились, как только я вернулась в город. Разговорились, разоткровенничались, и тут выяснилось – переживаем-то мы из-за поведения одного и того же человека! Мы стали подругами. Кстати, близкими и на много лет. Он остался и без неё, и без меня. Впрочем, он любил оставаться один. Он всё для этого делал.

Сказать, что я была тогда огорчена – ничего не сказать. Я обожала курицу. И любила есть её сердце. Сырым. Пока потрошу. Ну, я вообще сырое мясо люблю. Всякие тартары – хлебом не корми. И вот всякий раз, когда я сладострастно поглощала трепещущую плоть, я представляла себе, что это вот конкретно его сердце. И так я делала всегда, когда ела сердца. Даже не так давно себя поймала: ела что-то невообразимое из куриных сердец и по привычке назвала про себя это имя. Посмеялась.

Мы встречались ведь потом в компаниях постоянно, много лет. Один круг. Мало только что помню уже. Как-то заехал с приятелем в гости ко мне, мы посидели, выпили чаю. Однажды, по случаю, позвал на дачу к друзьям. Мы послушали музыку в дороге, пошутили, побродили по темноте вдоль реки. Потом он отвёз меня домой. Даже невинного поцелуя между нами не было. Будто мы малознакомы. И снова мы виделись и виделись через чужие головы и разные судьбы, замешенные в одном большом котле.

А ещё, спустя лет пять, в моей жизни случилась «звёздная ночь». Теперь мне было уже больше двадцати и я как следует поднаторела в науке страсти нежной. С такими-то учителями! И творила тогда безнаказанно, уже какие-то акробатические этюды. Чувствовала себя жонглёром-канатоходцем. (Шутил: «Канатная плясунья! Как ты до мая доживёшь?») О нет! Теперь я могла дать фору любому самому страшному на свете донжуану. Я купалась в любви и внимании, за мной ухаживали уже целыми компаниями. Среди всех, интересными мне казались два человека. И каждый из них был настолько прекрасен, что я не хотела выбирать. Ни в коем случае! Они бегали за мной давно, как-то по-ремарковски и наперегонки. Упражнялись в остроумии, предупредительности, сыпали заманчивыми предложениями, раскидывали восхитительные перспективы. И в острой фазе выяснения моего предпочтения, за нашим столом, почему-то, появился он. Он внимательно выслушал монологи соискателей моего драгоценного внимания и благосклонности, своих же приятелей, и твёрдо произнёс: «А я знаешь что скажу – выходи за меня замуж. Вот нам свидетели». Противники были повержены.

Я рассмеялась тогда ему в лицо. Я ответила: «За тебя – никогда!» А чтобы сцена никому не показалась уж слишком кинематографичной, приторной или несерьезной, добавила: «Ты отвратительный любовник». Встала из-за стола, полыхнула взглядом, прочитала его мысль, была ею полностью удовлетворена, кликнула свиту и умчалась в ночь. Я отомстила за щемящую тоску. За ощущение какой-то душевной слякоти. За всякую робкую надежду при всякой новой встрече объясниться. Или пусть опять вместе просто брести по темноте вдоль реки…

Кстати, вот тогда на моё сердце и пролился целительный бальзам. Назовите это штампом! Но именно так это происходит. Упоительное чувство! Сердце словно обволакивает. Всё было не зря! Моя «система доказательств» была выстроена безупречно.

А после столь экстравагантного приглашения к алтарю все последующие вечеринки в общих компаниях заканчивались для меня скандалом. Прелестный вечер не предвещал обычно ничего такого, напротив – был особенно оживлён. Но в какой-то момент градус чувств-с в гостиных повышался, и я непременно оказывалась в чём-то виновной. В какой-нибудь нелепости. И это начинало веселить компанию. Это были занятные перепалки. Художественные колкости. Но потом, рано или поздно, это рококо превращалось в скандал. Несколько раз мне приходилось спешно ретироваться, чтобы не портить людям вечер. А в некоторых случаях насильно уводили его. Последний раз меня уговорили, почти силком затащили к нему на день рождения. Я накупила тогда ему рощу роз – мы втроём грузили цветы по трём разным багажникам – очень много юных роз. Столь нежных бутонов, что и без шипов. Весь дом и сад теперь были наполнены ими. При встрече он встал передо мной на колени. Через час он выставил меня за дверь. С тех пор и не виделись.

Он приехал в Рим. Сел за столик напротив. После порции приветствий и дружеских объятий (прошло больше десяти лет с той «вечеринки роз»), он сказал: «А ведь я любил тебя». – «Нет, – ответила я. – Ты не умеешь». Нежно улыбнулась и искренне покачала головой. Он резко развернулся к моему супругу: «Вам очень повезло и Вам это известно». И мы, как ни в чем ни бывало, продолжили нашу общую беседу о серебрянном веке римской литературы. И мы провели прекрасный вечер чудесной компанией. И не хотелось расходиться, но Рим на глазах засыпал, и он пригласил всех в гости к себе, в отель. Он никогда не бывал в Риме. Я начала ему что-то говорить. Иногда мы сбивались на воспоминания, потом он разоткровенничался. А потом… Потом он потребовал, чтобы меня не было. Неожиданно встал и сказал: «Инга, я прошу тебя немедленно уйти!» Гости были шокированы этой нелепой сценой. Никто ведь не знал, что нас нельзя держать в замкнутом пространстве. Всякий раз на него накатывает приступ безумия. А по виду не скажешь – вроде приличный человек. И ведь опять наговорил мне каких-то несусветных глупостей напоследок. Это было ужасно смешно! Это было – как всегда! Словно не канули в вечность, не остались позади большие части наших жизней. Мы ведь очень взрослые уже.

Так что как бы там ни было, считаю: идея с куриным сердцем была превосходна!

У меня есть один умница мальчишка знакомый – сын моих друзей. Ему восемь лет. Человек крайне чувствительный. Болезненно гордый. Талантлив, пишет романы. Много размышляет. С ним интересно говорить. Мы не могли с ним как-то наболтаться целый день! Такой он удивительный человек. И вот сколько раз с ним ни встретишься – столько раз и расставаться ведь приходится. На прощание он обычно говорит страшные гадости. То прошипит: ты дура. Или: не подойду к тебе близко – у тебя прыщ вскочил. В первый раз я расстроилась. Во второй – растерялась. А на днях спросила: «Почему бы не расставаться друзьями? Расставаться всегда грустно. И не имеет смысла, только чтобы облегчить прощание, делать друг другу больно, ругаться, обзываться, кричать. Можно ведь расстаться тепло – и тогда с удовольствием думать об этом…»

У ребёнка над головой только-только закончился тяжёлый развод. За год он сменил две школы, и главное, самый близкий друг его – уехал. Далеко. В Канаду. Навсегда. Он когда о нём рассказывал – горько зарыдал, словно маленький старичок. Именно этот друг был последней каплей в море его страшных, по сути очень взрослых бед. Я обняла безутешного, и мы впервые расстались друзьями.

Впрочем, у всякой истории свой хеппи-энд.

Зима

15 января. 18:24

Забываю записать важное. Сезоны здесь мне всё ещё незнакомы. Иногда приходится залезать в свои краткие заметки, чтобы уточнить, когда кто из птиц прилетел или улетел, когда началась зима, когда – лето.

Так вот: неделю назад началась зима. Это значит, что ночью +1… +5. И днём выше 18° не жди. Главное, что начались дожди. Так тут выглядит зима: свинцовые ливни и страшные грозы. Что ещё важно – улетают беспокойные скворцы в конце декабря. Больше не рисуют на закате гигантские картины в небе. Зато прилетели мои певчие крошки. Многих я уже знаю по голосу, хотя никогда не видела. За одной певичкой охотилась прошлой зимой несколько недель; она живёт в нашем внутреннем дворе, и удивительная у неё песенка. Но как только окошко откроешь – молчит. Увидеть не удалось. Может, этой зимой получится?

И главное – уже месяц, как тут попугаи!

Кулинари-и-Я

6 февраля. 20:14

Когда мы впервые оказались в Риме и только начали располагаться на нашей первой квартире, неподалёку от Ватикана, то были крайне изумлены – при наличии крупного супермаркета, в котором рыба всё ещё билась на льду, фрукты и овощи просто кричали со всех сторон – съешь меня, а свежайшее мясо было на несколько порядков бесценнее, чем даже в гастрономическом магазине Парижа, наш район изобиловал крошечными лавками и лавчонками, которые ломились от тех же самых продуктов. Первые этажи современных домов – почти всего квартала целиком – были отданы на откуп, как мы их прозвали, «кулинариям». Это такие магазины, где можно купить из еды всё то же самое, что и в супермаркете, только дороже. Впрочем, в сравнении с московскими ценами, дороже эта наценка на 20—40 рублей (то есть цена местной чашечки эспрессо). И всё же. Кроме того: в таких магазинах, вместо того чтобы побросать всё необходимое в корзинку и расплатиться при выходе, нужно сначала отстоять очередь, прежде чем вообще обращаться к продавцу, который сам для тебя всё взвесит, упакует, выдаст чек, а после этого тебе вставать в другую очередь – чтобы расплатиться. А если это «час пик», то всякий раз подождать придётся, пока можно будет предъявить этот чек и забрать продукты. Мне всё это напоминало советское детство, за одним исключением – запоминать, сколько в какой отдел платить, тут не надо. Зато так же сложно концентрироваться: что на глаза не попалось вовремя – возвращайся и начинай эту карусель сначала.

Мы с удовольствием любовались витринами, иногда заглядывали за чем-нибудь особенным (из любопытства), но нам и в голову не приходило становиться клиентами. А приблизительно через полгода мы сообразим: «кулинарии» – это же не просто магазины. Это клубы! У каждой из лавчонок есть свои постоянные клиенты, которые никогда не пойдут в другую, а в свою иногда заходят и просто поболтать – обсудить последние известия, иногда поругаться с соседом, выпить чашечку кофе, но чаще беседы представляют собой восхваление хозяев и порицание прочих заведений. Действительно – клуб, точнее – образ жизни.

Вскоре мы переехали. В центр. И вдруг столкнулись с серьёзной проблемой: несмотря на лёгкое, счастливое оцепенение, что охватывало меня всякий раз, когда я распахивала дверь парадного, устроиться тут в бытовом смысле было очень непросто. Ну для начала – есть нам было нечего. Вокруг – правительственные учреждения и отели. И, конечно, тысячи ресторанов, так ведь попробуй среди них нормальный найди! В какой-то момент мы уже начали разбираться в ценах и в качестве приготовления, а в центре в основном заведения туристические. Рассчитаны на большую проходимость – и только. И супермаркеты в центре приспособлены для нужд туристов, оттого их ассортимент довольно скуден. Более того, завоз продуктов происходит два раза в неделю, а это означает даже не то, что всё не такое уж и свежее, напротив, через два дня после поставки турорда сметает ассортимент. Так мы изучили дни завозов и начали наши дежурства: по средам с утра бежали к Пантеону, в пятницу – на Арджентина и так далее. Долго ли, коротко ли, наконец, решили прибегнуть к итальянскому методу – найти свою «кулинарию». И «кулинария», действительно, нашлась и потихонечку-помаленечку наконец-то мы приникли к итальянской культуре.

Так называемая тут «bottega» – команда/компания – в большинстве случаев имеет прихотливое устройство. Обычно это родственники и побратимы: крестьяне и торговцы, водители и бухгалтеры, кассиры и фасовщики. Как у нас говорилось, семейный подряд. А для того, чтобы держать крупную лавку в столице, нужно объединяться нескольким семьям и товар к продаже готовить с момента его появления на свет, то есть продукты берут у своих же хозяйств. Прямо с земли. А значит это: и оливки своего, особого посола, и белая рыба в специальном маринаде, и сардины, и артишоки, и перцы, и специи. А какие домашние сыры!